— Нет, — ответила Кэтрин. — Ты что там делаешь, Нелли?

— Свою работу, мисс, — отвечала я. (Мистер Хиндли наказал мне всегда оставаться при них третьей, когда бы ни вздумалось Линтону прийти с визитом.)

Она подошла ко мне сзади и шепнула сердито:

— Пошла вон со своими пыльными тряпками. Когда в доме гости, слуги не должны при них убирать и скрести в комнате.

— Надо пользоваться случаем, что хозяина нет, — ответила я громко. — Он не любит, когда я тут вожусь в его присутствии. Мистер Эдгар, я уверена, извинит меня.

— А я не люблю, когда ты возишься в моем присутствии, — проговорила властно молодая госпожа, не дав гостю ответить. Она еще не успела прийти в себя после стычки с Хитклифом.

— Очень сожалею, мисс Кэти, — был мой ответ; и я усердно продолжала свое дело.

Она, полагая, что Эдгар не увидит, вырвала у меня тряпку и со злобой ущипнула меня за руку повыше локтя и долго не отпускала пальцев. Я уже говорила вам, что недолюбливала мисс Кэти и норовила иногда уязвить ее тщеславие; к тому же мне было очень больно. Я вскочила с колен и закричала:

— Ай, мисс, это гадкая забава! Вы не вправе меня щипать, и я этого не потерплю!

— Я тебя не трогала, лгунья! — воскликнула она, а пальцы ее уже опять тянулись, чтобы ущипнуть меня, и от злости у нее даже уши покраснели. Она никогда не умела скрывать свои чувства — сразу краска зальет лицо.

— А это что? — возразила я, показывая обличительный синяк.

Она топнула ногой, секунду колебалась и затем, подталкиваемая восставшим в ней неодолимым злобным духом, ударила меня по щеке, да так сильно, что слезы хлынули у меня из глаз.

— Кэтрин, милая! Кэтрин! — вмешался Линтон, глубоко оскорбленный этим двойным прегрешением со стороны своего идола — ложью и грубостью.

— Вон отсюда, Эллен! Вон! — повторяла она, вся дрожа.

Маленький Гэртон, который, бывало, всегда и всюду ходит за мной и теперь сидел подле меня на полу, увидев мои слезы, тоже заплакал и, всхлипывая, стал жаловаться на «злую тетю Кэти», чем отвлек ее ярость на собственную злополучную голову: мисс Кэтрин схватила его за плечи и трясла до тех пор, пока бедный ребенок весь не посинел. Эдгар, не раздумывая, схватил ее за руки и крепко сжал их, чтоб освободить малыша. Мгновенно она высвободила одну руку, и ошеломленный молодой человек почувствовал на своей щеке прикосновение ладони, которое никак нельзя было истолковать, как шутку. Он отступил в изумлении. Я подхватила Гэртона на руки и ушла с ним на кухню, не прикрыв за собою дверь, потому что меня разбирало любопытство — хотелось посмотреть, как они там уладят ссору. Оскорбленный гость направился к месту, где оставил свою шляпу; он был бледен, губы у него дрожали.

«Вот и хорошо! — сказала я себе. — Получил предупреждение — и вон со двора. Еще скажи спасибо, что тебе показали, какой у нас на самом деле нрав!»

— Куда вы? — спросила Кэтрин и стала в дверях.

Он повернулся и попробовал пройти бочком.

— Вы не должны уходить! — вскричала она властно.

— Должен. И уйду! — ответил он приглушенным голосом.

— Нет, — настаивала она и взялась за ручку двери, — не сейчас, Эдгар Линтон. Садитесь! Вы меня не оставите в таком состоянии. Я буду несчастна весь вечер, а я не хочу быть несчастной из-за вас!

— Как я могу остаться, когда вы меня ударили? — спросил Линтон.

Кэтрин молчала.

— Мне страшно за вас и стыдно, — продолжал он. — Больше я сюда не приду!

Ее глаза засверкали, а веки начали подергиваться.

— И вы сознательно сказали неправду! — добавил он.

— Не было этого! — вскричала она через силу — язык не слушался. — Я ничего не делала сознательно. Хорошо, идите, пожалуйста… идите прочь! А я буду плакать… плакать, пока не заболею!

Она упала на колени возле стула и не на шутку разрыдалась. Эдгар, следуя своему решению, вышел во двор; здесь он остановился в колебании. Я захотела его приободрить.

— Мисс Кэтрин очень своенравна, сэр, — крикнула я ему. — Как всякий избалованный ребенок. Поезжайте-ка вы лучше домой, не то она и впрямь заболеет, чтобы только нам досадить.

Бедняга покосился на окно: он был не в силах уйти, как не в силах кошка оставить полузадушенную мышь или полусъеденную птицу. «Эх, — подумала я, — его не спасти: он обречен и рвется навстречу своей судьбе!» Так и было, он вдруг повернулся, кинулся снова в комнату, затворил за собой дверь; и когда я вскоре затем пришла предупредить их, что Эрншо воротился пьяный в дым и готов обрушить потолок на наши головы (обычное его настроение в подобных случаях), я увидела, что ссора привела лишь к более тесному сближению — сломила преграду юношеской робости и помогла им, не прикрываясь простою дружбой, признаться друг другу в любви.

При известии, что вернулся хозяин, Линтон бросился к своей лошади, а Кэтрин в свою комнату. Я побежала спрятать маленького Гэртона и вынуть заряд из хозяйского охотничьего ружья, потому что Хиндли, в сумасшедшем своем возбуждении, любил побаловаться ружьем и грозил убить каждого, кто досадит ему или просто привлечет на себя его излишнее внимание; так что я надумала вынимать пулю, чтоб он не наделал большой беды, случись ему дойти до крайности и впрямь выстрелить из ружья.

9

Он вошел, извергая такую ругань, что слушать страшно; и поймал меня на месте, когда я запихивала его сына в кухонный шкаф. Гэртон испытывал спасительный ужас перед проявлениями его животной любви или бешеной ярости, потому что, сталкиваясь с первой, мальчик подвергался опасности, что его затискают и зацелуют до смерти, а со второй — что ему размозжат голову о стену или швырнут его в огонь; и бедный крошка всегда сидел тихонько, куда бы я его ни запрятала.

— Ага, наконец-то я вас накрыл! — закричал Хиндли и оттащил меня, ухватив сзади за шею, как собаку. — Клянусь всеми святыми и всеми чертями, вы тут сговорились убить ребенка! Теперь я знаю, почему никогда не вижу его подле себя. Но с помощью дьявола я заставлю тебя проглотить этот нож, Нелли! Нечего смеяться! Я только что пихнул Кеннета вниз головой в болото Черной Лошади; где один, там и двое — кого-нибудь из вас мне нужно еще убить: не успокоюсь, пока не убью!

— Но кухонный нож мне не по вкусу, мистер Хиндли, — ответила я, — им резали копченую селедку. Уж вы меня лучше пристрелите, право.

— Тебе лучше всего убраться к черту! — сказал он. — И ты уберешься! В Англии закон не запрещает человеку блюсти у себя в доме порядок, а мой дом омерзителен. Открывай рот!

Он держал нож в руке и старался разжать острием мои зубы; но меня не слишком пугали эти сумасбродства. Я сплюнула и стала уверять, что нож очень невкусный — ни за что не возьму его в рот.

— Ага! — сказал он, отступив от меня, — я вижу, этот гнусный маленький мерзавец вовсе не Гэртон; прости меня, Нелли! Будь это он, с него бы с живого надо шкуру содрать за то, что он не прибежал со мной поздороваться и визжит, точно увидел черта. Поди сюда, бесстыжий щенок! Я тебе покажу, как обманывать доброго доверчивого отца! Тебе не кажется, что мальчонку хорошо бы остричь? Собака от стрижки свирепеет, а я люблю все свирепое — дайте мне ножницы, — свирепое и аккуратное! К тому же это у нас какое-то адское пристрастие, сатанинское самомнение — так носиться со своими ушами: мы и без них форменные ослы. Шш-шш, маленький, тише! Ты же моя дорогая крошка! Ну что ты? Утрем глазки и будем веселенькими; поцелуй меня. Что? Он не хочет? Поцелуй меня, Гэртон! Поцелуй, черт тебя подери! Стану я, ей-богу, растить такое чудовище! Не жить мне на свете, если я не сверну голову этому ублюдку!

Бедный Гэртон визжал и брыкался изо всех своих силенок на руках у отца и заорал пуще прежнего, когда тот понес его наверх и поднял над перилами. Я прокричала вслед, что он доведет маленького до родимчика, и побежала на выручку Гэртону. Когда я поравнялась с ними, Хиндли нагнулся над перилами, прислушиваясь к шуму внизу и почти позабыв, что у него в руках. «Кто там?» — спросил он, услышав, что кто-то приближается к лестнице. Я тоже нагнулась, потому что узнала шаги Хитклифа и хотела подать ему знак, чтоб он дальше не шел; и в то самое мгновение, когда я отвела глаза от Гэртона, ребенок вдруг рванулся, высвободился из державших его небрежных рук и упал.